Тишина прорастала в портьерах на раз.
Пахли персиком губы, а ладаном руки.
И капель за окном — метрономом разлуки,
Жизнь делила на “до”, на “потом” и “сейчас”.
На “потом” и “сейчас”…
Первый солнечный луч, поскользнувшись, упал
на холодный каток оцинкованной крыши.
И казалось, что небо немножечко выше
стало за ночь, пока город звезды считал.
Город звезды считал…
А по окнам с рассветом стекало “сейчас”,
наступало “потом” и в “сейчас” обращалось,
и земля под ногами чуть слышно вращалась,
и немели слова не родившихся фраз,
не родившихся фраз…
Ночь уедет в карете французской — ландо.
Не целованы губы, не познаны руки,
не услышаны милые глупости, звуки
растворились опять в отболевшее “до”,
в отболевшее “до”,
в отболевшее “до”…